Зажмуриваюсь, до сих пор не в силах поверить, что это происходит со мной. Оно настолько не из моей реальности, что я начинаю сомневаться в собственном выздоровлении. Что если я до сих пор в коме? А это – больная фантазия моего отбитого в аварии мозга?

– Попробуй включить воду.

– Зачем? – облизав губы, оборачиваюсь.

– Здесь очень хитрые смесители. Я сам не сразу разобрался, как они включаются.

Точно. Точно в коме… Потому что в реальности олигархи не бывают такими внимательными к мелочам и простыми. В реальности тот же Воинов уже на следующий день не вспомнил бы ни о глупой аварии, которую спровоцировала его дочь, ни уж тем более о пострадавшей в ней девушке.

Отрывисто киваю. На кране с двух сторон – поворотные механизмы. Очевидно, один контролирует подачу воды, а второй – ее температуру. Поворачиваю тот, что справа, и… шокированная, застываю под ледяными струями тропического душа.

– Твою мать! – ругается Воинов. – Сука, что-нибудь как придумают! Почему, блядь, нельзя сделать нормальный кран?!

Вода выключается так же резко, как хлынула. Я все еще в шоке. По лицу струятся ручьи, фыркаю и отплевываюсь. От холода стучат зубы и поднимаются тонюсенькие волоски на руках.

– Здесь были полотенца, – бурчит Воинов, задерживаясь взглядом на моей груди. Вот черт! Простая серая футболка, намокнув, стала почти прозрачной. Затвердевшие соски приподнялись и натянули мокрую тряпку как колышки. Кровь бросается в лицо. Я скрещиваю на груди руки и вжимаю пальцы в предплечья.

– Так, а как их все же включать? – спрашиваю, откашлявшись.

– Вот. Переоденься сначала, не хватало, чтобы простыла. Потом позовешь – покажу.

Воинов вручает мне в руки махровый халат, разворачивается на пятках и быстро выходит. Меня окатывает новой порцией его аромата с металлической ноткой агрессии. Он злится на то, что я тут все залила? Так сам ведь сказал, что со смесителем так просто не разобраться. Я-то при чем? Подсказал бы, что и куда крутить. Разве не в этом был весь смысл сего предприятия?

Стуча зубами, стягиваю майку и джинсы. Ныряю в халат, врученный мне олигархом. Касаюсь носом ворота. Запах тоже своеобразный. Дорогой. Никакие кондиционеры для белья так не пахнут. Это аромат вообще не из моего мира. К нему нужно привыкнуть.

Развешиваю мокрую одежду на полотенцесушителе. Потуже затягиваю поясок и, перед тем как выйти, на секунду задерживаюсь взглядом на собственном отражении. Ужас. На кого я похожа? В голове взвиваются все дразнилки, которыми меня, не жалея, травили в детстве.

Не понимаю. Правда. Не понимаю, и все. Ладно бы у него на меня какие-то виды были, а так… Зачем он мне помогает? Тем более сам. Если дело в благородстве, то я даже не знаю. Может, он метит прямиком в рай?

Выхожу, не смея больше его задерживать, но Воинова уже и след простыл. Зато его глубокий баритон слышится откуда-то из глубин квартиры. Бреду на звук. Не замечая меня, он одной рукой засыпает зерна в кофемашину, а другой – прижимает к уху телефон.

– Да, Вов. Надо вообще понимать, какого черта металл встал. Ты объемы партии видел?! Что таможня? Почему никто не чешется?

В общем, что-то на деловом. Интересно страшно. Словно твоим глазам открывается новый мир. Так, наверное, себя чувствовал Колумб, разглядев в подзорную трубу берега Америки. Жаль, нет сил насладиться всем этим. Опускаюсь на высокий стул. Складываю руки на барной стойке и кладу на них гудящую голову. Уплываю.

– Эмилия! Черт! Эмилия…

– М-м-м, не трясите меня, пожалуйста.

– Ты отъехала. Я звоню в скорую. Говорил Орлову, что тебя рано выписывать.

– Не надо скорой. Я просто уснула.

– Для этого спальня есть.

– Мы же с кранами не разобрались, – шепчу, едва ворочая языком.

– Разберешься, когда оклемаешься. На крайняк – еще раз искупаешься.

Он. Подхватывает. Меня. На. Руки.

Ха-ха. Когда приду в себя, расскажу знакомым, че за хрень мне мерещилась – повеселятся. Это же надо такому привидеться. И ведь как реально все! В мелочах реально. У Воинова даже дыхание сбилось. И чуть взмокло лицо. Все же я, даже будучи такой вот худой, пятьдесят пять килограммов вешу. А Воинов всего лишь олигарх, а не тяжелоатлет.

– Ты точно в норме?

– Да. Просто устала. Так устала…

– Визитку мою выкинула?

– Нет. Где-то лежит.

– Проснешься – отчитаешься о самочувствии. Эмилия!

– М-м-м?

– Ты поняла? Скинь мне в ватсап, мол, проснулась, в порядке.

Ну, да. Как же. У него есть ватсап. Ха-ха.

– Угу.

И все. Уплываю. На кровати в гостевой спальне не экономили. Матрас – просто шик. После узкого дивана в сестринской – так вообще. Может, я ни в какой не в коме? Может, я в раю? Здесь так чисто, так свежо и тихо. Никаких пьяных воплей, гогота, новостей нон-стопом, идущих по телеку.

Будит меня звонок телефона. Немного чумная со сна, подхватываюсь на постели. Хлопаю глазами. Может ли присниться, что я сплю?

– Привет, Миля. Звонила?

Да. Да… Потому что была в отчаянии.

– Привет, Стас. Звонила. Был разговор. Уже неактуален.

– Что так?

– Сама порешала.

– Да? Слышал, у тебя какие-то неприятности, – в трубке что-то шипит, как будто Стас затягивается. – От матери съехала. С радаров сошла.

– Не врут.

– Самостоятельная, типа? – зубоскалит, но я-то слышу в его голосе нерв. – И че? Где теперь обитаешь?

Обвожу взглядом комнату. Я раньше никогда не бывала в таких домах. Да даже в менее богатых не бывала. У матери моей двушка. Дешевые засаленные обои, древние рассохшиеся окна, вытертый линолеум и мебель родом из прошлого века.

– Один человек разрешил пожить у него, пока сам отсутствует. Потом сниму что-то.

– Что за человек?

Ага. Так я тебе и сказала.

– Да просто знакомый. Извини, Стас, я не могу говорить.

– Встретимся давай.

– Сейчас пока некогда. Завал по всем фронтам. Может быть, в следующем месяце.

Не давая Стасу ответить, обрываю связь. Портить отношения с Беловым мне не хочется. Но еще больше мне не хочется с ним сближаться, хоть действительно очень обязана этому парню. Говоря по правде, я его немного побаиваюсь. Слишком бешеный он, слишком оторванный. В четырнадцать это играло мне на руку. Стас мог защитить меня ото всех, кто считал нужным унизить меня, избить или… трахнуть. Жизнь в детском доме – та еще жесть, если за тебя некому заступиться. Но теперь, когда я выросла, и необходимость в защите отпала, Стаса я избегаю. Мне не нравится, чем он занимается, не нравится, как живет, не нравятся люди, которые его окружают. Белову я позвонила от отчаяния. Когда Юлий Борисович, неловко отводя взгляд, поставил меня перед фактом, что я уволена. А Стас… Стас много раз звал меня к себе. Обещал, что не тронет, пока я сама не буду готова, в красках расписывал, как чудесно мы с ним заживем. Однажды, когда пьяный отчим в очередной раз принялся гонять нас с матерью по квартире, я даже от безысходности решила попробовать. Собрала вещи, позвонила. Стас примчался тут же, забрал меня к себе. В просторную однушку, которую ему, как детдомовцу, выдало государство. И все было хорошо. Ровно до тех пор, как к нему не нагрянули соседи. Такие же детдомовцы, как мы. А дальше все пошло по знакомому с детства и опостылевшему до жути сценарию. Шум, гам, бухло, типа умные разговоры. Телевизор работал и тут, так что гости Стаса, как и он сам, мнили себя большими политическими экспертами. Я ушла, когда очередной спор перерос в драку. Больше насилия в этой жизни я боялась лишь повторить судьбу матери. А тут отчетливо поняла, как близка к этому, и очень быстро протрезвела. С тех пор я рассчитывала только на себя. И все худо-бедно получалось. Пока мою жизнь не перечеркнула авария.

Так в коме я или нет? Усмехаюсь. Спускаю ноги на пол. Пока я снималась для магазина одежды, мне оплачивали маникюр-педикюр. Сейчас же… М-да. Хоть бы стереть остатки лака, что ли?

Зачем-то еще раз обхожу вверенные в мое распоряжение хоромы.